Черный клан - Страница 76

«Хочешь, спустимся к ним?»

«Они нас не тронут?»

«Нет. Мы сильнее…»

Пронизанное солнцем море темнеет. Сияющее силурийское мелководье меняется кобальтовой бездной. Существа становятся все крупнее и страшнее. Они напоминают уже не насекомых, а рыбоящеров. Непрерывная война с последующим пожиранием проигравших, от рождения до смерти в зубах более сильного или удачливого сородича. У любой твари главная часть тела — челюсти; количество и размеры зубов превосходят все мыслимые пределы. В синеве плавно проносятся гигантские тела. Водяные змеи? Акулы? Драконы? Мне вдруг мерещится, что и сам океан — не что иное, как огромный, прозрачно-синий вечный змей. А в звездном небе летит его многократно увеличенным отражением бледный мерцающий призрак.

«Да это же Млечный Путь, все три витка! — радуюсь я. — Наконец-то я их вижу!»

Но нет — это опять какой-то змей! Свернувшийся в кольцо от края неба до края и почему-то с собственным хвостом в пасти…

Разочарованный, напевая «мне триста лет, я выполз из тьмы…», покидаю океан и вылезаю на сушу. И ползу в сторону леса, волоча за собой тяжелый грязно-белый хвост.

Дальше — чаща. Сырой ельник, темный и угрюмый, — одним словом, отличные охотничьи угодья.

Идет дождь. Раскисшая земля едва слышно шипит, проседая под тяжелым туловищем и приятно холодя брюхо. Капли срываются с еловых лап и стекают по чешуйчатым бокам, кроны шумят, весь лес полон монотонного плеска и шуршания. Но мне эти звуки нисколько не мешают — я слушаю не ушами, да у меня их и нет. Зато у меня есть много других органов чувств, гораздо более полезных при охоте и охране своей территории. Например, эхолокация. Я ползу в подлеске, окруженный аурой почтительного ужаса. Те, кто меня знают, спешат убраться с моего пути. Но впереди маячит нечто иное, даже издалека удивительно милое, светлое, теплое и приятное. Оно явно попало сюда случайно, оно меня не знает и топчется на одном месте, даже не пытаясь скрыться…

Моя прелесть, не убегай! (Все равно это бесполезно.) Я спешу к тебе!

Можно было бы особо и не спешить, но надо же нагулять аппетит перед обедом.

Дальше я как бы раздваиваюсь и смотрю с двух точек одновременно. Вот я, ползущий по лесу, время от времени приподнимая голову и словно пробуя воздух раздвоенным языком, чтобы не потерять след. Змей? Не совсем. Я не знаю такого существа, но уже восхищаюсь им. Огромное белое туловище… Две короткие когтистые лапы… Зубастая пасть… Ядовито-желтые глаза с вертикальными зрачками… Как лесной ручей, оно течет между черными стволами — так плавно и бесшумно, что мое сердце замирает от восторга. Этот ночной охотник не просто красив. Он — само совершенство. Совершенное оружие, способное убить любого, кто подвернется на его пути, — с легкостью и удовольствием.

А другим зрением я вижу полянку среди леса. И на этой полянке, одна-одинешенька, стоит Васька. Вертит головой, не понимая, откуда ждать беды. Что-то говорит, кажется, или плачет — я не слышу. Ведь у змей нет ушей.

Замирая от ужаса, я вглядываюсь во мрак сквозь струи дождя.

Как ее сюда занесло?

Как убрать ее оттуда?!

«Васька, убегай!»

Но это бессмысленно — в любом случае, хищник догонит ее.

На дерево? Вокруг только черные скользкие стволы, сырые еловые лапы…

Зло приближается. Я знаю это так же четко, как если бы сам подползал сейчас к полянке. Ему необязательно ее видеть. Оно и так знает, что моя дочка здесь, в его власти.

В темноте зажигаются желтые глаза. Змей неторопливо выползает на полянку. Васька таращится на него, как кролик на удава. Охотник сворачивается в спираль. Он не спешит. Легкая и приятная добыча, как последняя колбаска на тарелке, — самая вкусная и желанная.

Что делать?!

«Взлетай!» — кричу я ей в отчаянии.

Слишком поздно! Бросок, с клацаньем смыкаются челюсти, и хищник, не жуя, глотает добычу. Обе точки зрения гармонично сходятся в одном существе. Безграничный ужас на уровне сознания и такое же безграничное наслаждение на уровне желудка. Так и чувствую, как по внутренностям начинает распространяться сладкое золотистое тепло. Будто вставили новую батарейку в почти севший фонарик.

Кто сказал, что ребенок и превращение — вещи взаимоисключающие?

Я резко сел и распахнул глаза, весь мокрый от ужаса.

В комнате было совершенно темно. За окном горел фонарь, электронные часы показывали третий час ночи.

Лицо пылало, я задыхался. Почему так жарко? Опять батареи затопили, что ли? Ах, да — я ведь так и заснул в куртке и ботинках…

Боже, ну и дрянь мне приснилась!

И на этот раз я даже не испытал облегчения, проснувшись.

Потому что отнюдь не был уверен, что это всего лишь сон.

Первым порывом было позвонить Ленке и убедиться, что с Васькой все в порядке. Я едва удержался от этого. Что я ей скажу, разбудив посреди ночи? Что мне приснился кошмар?

А кошмар ли?

Хотя сердце все еще колотилось от страха за дочку, феерическое ощущение от удачной охоты и последующей трапезы никуда не делось. Наоборот, когда прошел первый шок, из подсознания вылезла ужасная, но честная мысль: «Да это же было просто классно!»

А потом еще одна:

«Надо будет повторить!»

Я вскочил с дивана и тут же шарахнулся назад — в окне отразились пылающие желтые глаза.

«Это был не я!» — мысленно крикнул я, вспомнив скользившего по лесу белого змея.

А кто?

Я метнулся в ванную и уставился на себя в зеркало. Там уже привычно отразилась зубастая харя, ничего общего с человеком не имеющая. Но на сей раз ее вид вызвал во мне отвращение и протест. Кто это? Какая мерзость!